После службы - а дело происходило в Москве - отправился освящать квартиру. Пригласили две прихожанки. Незадолго до этого я же и крестил их: сорокалетнюю маму и тринадцатилетнюю дочку, и тогда еще они повели разговор об освящении своего жилища, страдающего от духов нечистых: по ночам кто-то там плакал, стенал, смеялся... А еще предупреждали меня, что бабушка у них - воинствующая безбожница, всю жизнь преподавала философию, профессор, доктор наук. Жили они втроем. Дед - партийный работник - давно умер, а отец девочки давно оставил семью.

Приехали мы к массивному тяжеловесному дому, из тех, что именуются сталинскими, поднялись в просторную квартиру, и я занялся своим делом. Причем, пока совершались соответствующие приготовления и читались молитвы, бабушки видно не было, лишь потом, когда я пошел кропить пятикомнатные хоромы, она обнаружилась в рабочем кресле хозяина: высунувшись из-за высокой спинки, сказала: "Здрасьте", - и снова исчезла. Завершив освящение, я выпил чашку крепкого чая, предложенного хозяйкой, и уже одевался в прихожей, когда появилась бабушка, чтобы, наверное, попрощаться со мною.

Событие могло бы закончиться, не выходя за рамки рутинной обыденности, когда бы прихожанки мои не обратились к старухе с призывом принять крещение: мол, болеешь часто да и годы преклонные... И тут произошел разговор, который можно посчитать просто забавным или анекдотическим даже. Однако по внимательном рассмотрении всякий желающий способен углядеть за словами старушки глубинный смысл. А то и вовсе - заглянуть в бездну...

- Мы - духовные антиподы, - сказала старуха, указывая на меня, - то есть противники и даже враги...

- Последние восемьдесят лет? - спросила девочка.

- Последние две тысячи лет, - отвечала старуха с гордостью, - и я не буду изменять вере своих отцов.

- В Маркса и Ленина? - насмешливо поинтересовалась внучка, намекая, наверное, на то, что и с верою своих предков - похоже, иудейскою - бабулька была не сильно знакома.

- Это тоже наши люди, - спокойно возразила старуха.

- А апостолы? - вежливо заметила ее дочь.

- Они изменили крови: наши учат брать, а эти учили отдавать.

- А Христос? - поинтересовалась девочка.

- Ха! - махнула она рукой. - Этот нам вообще чужой. Он - Сын Божий.

Тут дочка с внучкой натурально изумились тому, что воинствующая безбожница проявила вдруг некую религиозную убежденность.

- Я всегда знала все то, что следует знать, но всегда говорила только то, что следует говорить, - внятно произнесла старуха.

- А чего ж ты в своем Израиле не осталась, раз уж ты такая правоверная иудейка? - набросились на нее дочка с внучкой.

- Там невозможно жить, - обратилась старуха ко мне, словно ища понимания: - там ведь одни евреи - это невыносимо...

- Ну и логика у тебя, бабуль! - изумилась девочка. - И ты с такой логикой сорок лет студентов учила?!

- Да - логика, да - профессор, да - доктор философских наук, а что?.. Что, я вас спрашиваю?.. Теперь будем уезжать не в Израиль, а в Америку.

- Зачем еще? - спросила женщина.

- Как - зачем? И она еще спрашивает - зачем? - старуха снова обратилась ко мне. - От погромов!

Дочка с внучкой стали возмущаться, однако из множества возражений бабушка приняла лишь одно: "Да у них на погромы и денег нет".

- Нет, - эхом согласилась она и тут же энергично воскликнула: - Наши дадут им денег, и начнутся погромы! Что мы будем делать тогда?

- Спрячемся у батюшки, - отвечала дочь, утомившаяся от бесплодного разговора.

- А вдруг места не хватит, у него ведь могут найтись люди и поближе нас.

- Вот и крестись давай, чтобы оказаться поближе! - внучка рассмеялась.

- А кто у него дома есть? Кто будет нас защищать? Кто...

- Сам батюшка и будет, - оборвала ее женщина.

- Но он же, - задумчиво проговорила старуха, - он же уйдет на погром...

С тех пор покой этой квартиры не нарушался ни загадочным плачем, ни пугающим ночным хохотом. Бабушка, напротив, стала чувствовать себя крайне неважно: она жаловалась, что ее изнутри кто-то "крутит", "корежит", а однажды с ней случился припадок вроде эпилептического, хотя никаких намеков на падучую медики не обнаружили.

В конце концов она не выдержала и эмигрировала за океан.